Автор: Yohji Kudo-san
Фендом: Weiss Kreuz
Пейринг: Шульдих/Едзи
Жанр: Romance
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: OOC, полнейшее AU, Fluff, смерть персонажей...
Дисклеймер: Все персонажи принадлежат Коясу.
Написано для Baakaa
Требовалось следующее: Все, кроме главных героев, умерли, а Шу и Едзи счастливы вместе...
читать фанфик
В нашей небольшой квартирке в Мюнхене всегда чисто, на маленьком балконе с кованой обрешеткой, очень много цветов.
Едзи выращивает красные и желтые розы, орхидеи, фрезии, горечавки и анютины глазки. В маленьких пластиковых ящичках все это великолепие благоухает с ранней весны до поздней осени. Каждому цветку он отдает столько любви и заботы, что я начал бы ревновать, будь мы любовниками.
Мы живем вместе третий год. Он все еще скорбит по Вайсс, а я, как ни стыдно признавать, часто вспоминаю Шварц.
Когда рухнул Мейфу, мощнейший оплот Розенкройц, мы вздохнули свободно. Но наше счастье было недолгим.
Брэд, человек, с которым я постоянно спорил и которого безгранично уважал. Тот, кто читал наше будущее, как раскрытую книгу, умер внезапно от сердечного приступа. Наги, малыш, которого я опекал, как младшего брата, был отравлен, вместе с Такатори Мамору, на банкете. Кен Хидака был застрелен в Токийской тюрьме, при попытке к бегству. Ран Фудзимия скончался от ножевого ранения в Нью-Йорке и похоронен на Гринвудском кладбище.
Когда я узнал, что дом Фарфарелло и Салли взорвали, убив отошедшего от дел Берсерка, его жену и сына, то «сложив два плюс два», решил скрыться. Не желая получать возмездие от ЭсЦэт, ослабшей, но все еще способной впиться в горло железной хваткой.
Тогда, более трех лет назад, мне показалось забавным, взять домой осиротевшего котенка, потерявшего все и забывшего об этом.
Сперва это был просто интерес, я приходил, садился рядом, наблюдал, рассказывал что-то, не прибегая к телепатии. Постепенно, память Едзи возвращалась, он привык к моему присутствию и, даже поняв, кто я такой, не прогнал. Только горько усмехнулся, спросив, что я с собой сделал?
А потом было покушение, побег из страны, стоивший мне больших денег и нервов. Но я не бросил экс-Вайсса, не смог. Мы уехали вместе. Скитались по миру, и устав прятаться, обосновались в Мюнхен под носом у ЭсЦэт. Которая к тому моменту, утратила всю власть и была «забыта» новым правительством, взявшим курс на либерализацию и демократизацию. Состав Бундестага полностью изменился, вытеснив старых оккультистов, жаждавших мирового господства.
Около года мы зализывали раны, учились жить вместе, притирались друг к другу. Едзи часто ходил в Английский парк, фотографировал, рисовал, а под вечер возвращался домой, к своим цветам. Я же слонялся по городу, флиртовал с туристками, днями напролет пропадал в кафе, небольших ресторанчиках, поедая сладкие десерты и растворяясь в не менее сладких мыслях отдыхающих, а к ночи спешил домой. Чтобы увидеть как заботливые руки Кудо ухаживают за хрупкими прекрасными растениями. Чтобы выпить крепкого кофе, который он варил, чтобы поболтать ни о чем, окунуться в неспешный поток его мыслей, лишенный приторной сладости, всегда приправленный легкой горечью утраты. Это помогало мне. Всегда.
Я постепенно привязывался к этому человеку. Начал ходить с ним в парк, фотографировал, пока Кудо рисовал. Мне нравилось выражение его лица, небольшая морщинка, проявлявшаяся на лбу в моменты сосредоточения, зеленые, словно сочная трава, глаза и неестественно светлые для азиата волосы.
Я влюблялся в него. День за днем, вечер за вечером. Прогулки в парк и совместные ужины возвращали в мою жизнь то тепло, которое я потерял когда-то давно.
Но все же дистанция, существовавшая между нами не исчезала. Чтобы я ни делал, Едзи не открывался мне. Думаю, сейчас он говорил и улыбался реже, чем когда-то Фудзимия. Из эмоционального яркого и невероятно светлого человека, он превратился с ледяную глыбу. Даже моя телепатия не могла проникнуть за серую стену отчуждения, которую он выстроил вокруг себя. За приветливой полуулыбкой всегда пряталась грусть.
Он был похож на увядающий цветок. И я решил, что позабочусь о нем.
Сегодня я решил устроить О-бон. Купив все необходимое, я поспешил домой. Кудо еще не было, поэтому, позаимствовав знание о фестивале из голов почтенной четы японских туристов, я разложил фрукты на подобие алтаря, украсил дом цветами и свечами, облачился в хлопковую юката и стал ждать возвращения Едзи. Мне хотелось отвести его к берегу Изар, чтобы спустить на воду небольшие бумажные фонарики, которые я нашел в одной китайской лавке.
Время шло, а мой сосед не возвращался. Я ждал его всю ночь, под утро, задремав на небольшом диванчике в гостиной.
Кудо не пришел. Не вернулся он и на следующий день. Я обошел все места, где блондин любил бывать, залез в мысли каждого из жителей Мюнхена, но никто не знал, где мог находиться экс-Вайсс. За неделю интенсивных поисков, я спал, в общей сложности, около десяти часов, ежедневно перенапрягал дар до жутких головных болей и носовых кровотечений. Но все было тщетно.
Я не мог смириться с тем, что меня бросили снова. Воображал себе, что Кудо попал под машину, встретился с бандитами, был ранен, даже убит, но не мог представить, что он просто ушел.
Я поливал его цветы, сам не понимая, зачем это делаю. Спустя месяц, я сдался. Да, неугомонный телепат признал тот факт, что его бросили, оставили в одиночестве, выкинули из жизни, как ненужную вещь.
Однажды, прибираясь в комнате Едзи, я нашел небольшой клочок бумаги, где на чистом немецком рукой Кудо было написано следующее:
«Шульдих! Я ухожу. Спасибо за помощь. Прости, больше я не могу жить так, как живу сейчас. Я люблю тебя, но понимаю, что мои чувства абсурдны. Спасибо за твою доброту. Больше ты меня не увидишь. Прощай. Едзи.»
- Придурок! Какой же ты придурок, Кудо! – я смеялся, сжимая в руке клочок бумаги. По щекам катились слезы, но я не замечал их. Испытывая одно и тоже, мы боялись быть непонятыми и бежали от своих чувств. А когда я, наконец, решил признаться, этот идиот просто исчез.
Но так просто от меня еще никто не уходил.
Через два дня я прибыл в Токио, который сейчас казался почти безлюдным. Во время О-бона все стремились попасть домой, в родные места, чтобы почтить память умерших родственников.
Чутье подсказывало, что Едзи рядом. Поэтому, проверив мысли работников Токийского аэропорта, я узнал, что подходящий по описаниям мужчина прибыл несколько дней назад. Таксист довез его до цветочного магазина «Конэко но суму йе» и о дальнейшей судьбе пассажира ничего не знал.
Я приехал в магазинчик к закрытию. Юная особа с очаровательной улыбкой прощалась с запоздалым клиентом, передавая ему букет белых хризантем.
- Простите, Милая леди, я ищу одного человека, - произнес я на японском, и замер, когда из подсобки вышел Кудо. Тот, прежний, в черном рабочем фартуке и солнцезащитных очках, посаженных на кончик носа. Кудо, похожий на ленивого довольного кота, грациозный и прекрасный. Я влюбился в него вновь.
- Шу-льдих? – он, не моргая, смотрел на меня.
- Кудо! – я в мгновение ока преодолел расстояние между нами и врезал блондину по лицу. Он не успел среагировать, пошатнулся и тихо всхлипнул, закрыв поврежденную скулу рукой.
- Как ты посмел, ублюдок? Как ты посмел бросить меня? Как ты посмел уйти, ничего не сказав, не предупредив? Ты, ты…Я ненавижу тебя, Кудо! Ненавижу, слышишь? - я был в ярости.
- Прости, Шульдих, - тихо произнес он, опустив глаза. Я чувствовал его боль. Мои слова ранили сильнее, чем удар.
- Черт, ты такой придурок, Едзи, - я крепко обнял его, словно боясь, что он вновь убежит, ослабь я хватку.
- Я люблю тебя, Шульдих, - прошептал он, прижимаясь ко мне, даже не пытаясь вырваться или оттолкнуть.
- Я тоже люблю тебя, дурачок, - улыбка тронула мои губы.
- Больше не уходи, хорошо? – попросил я, чувствуя, как его руки сжимают ткань моей рубашки.
- Не уйду, - тихо пообещал он, и камень упал с моей души.
Сегодня мы вместе пойдем на церемонию Того-нагаши, и будем спускать на воду зажженные фонарики, в память о всех тех, кто был нам дорог. А потом, вернемся в Мюнхен и будем жить вместе, в нашей небольшой квартирке с маленьким балкончиком и благоухающими цветами. Все будет как прежде, только из зеленых глаз исчезнет печаль, а мне не придется засыпать одному и бояться, что меня вновь оставят. Уверен, что засыпая в его объятиях и слыша биение его сердца, я наконец смогу стать счастливым.
Едзи выращивает красные и желтые розы, орхидеи, фрезии, горечавки и анютины глазки. В маленьких пластиковых ящичках все это великолепие благоухает с ранней весны до поздней осени. Каждому цветку он отдает столько любви и заботы, что я начал бы ревновать, будь мы любовниками.
Мы живем вместе третий год. Он все еще скорбит по Вайсс, а я, как ни стыдно признавать, часто вспоминаю Шварц.
Когда рухнул Мейфу, мощнейший оплот Розенкройц, мы вздохнули свободно. Но наше счастье было недолгим.
Брэд, человек, с которым я постоянно спорил и которого безгранично уважал. Тот, кто читал наше будущее, как раскрытую книгу, умер внезапно от сердечного приступа. Наги, малыш, которого я опекал, как младшего брата, был отравлен, вместе с Такатори Мамору, на банкете. Кен Хидака был застрелен в Токийской тюрьме, при попытке к бегству. Ран Фудзимия скончался от ножевого ранения в Нью-Йорке и похоронен на Гринвудском кладбище.
Когда я узнал, что дом Фарфарелло и Салли взорвали, убив отошедшего от дел Берсерка, его жену и сына, то «сложив два плюс два», решил скрыться. Не желая получать возмездие от ЭсЦэт, ослабшей, но все еще способной впиться в горло железной хваткой.
Тогда, более трех лет назад, мне показалось забавным, взять домой осиротевшего котенка, потерявшего все и забывшего об этом.
Сперва это был просто интерес, я приходил, садился рядом, наблюдал, рассказывал что-то, не прибегая к телепатии. Постепенно, память Едзи возвращалась, он привык к моему присутствию и, даже поняв, кто я такой, не прогнал. Только горько усмехнулся, спросив, что я с собой сделал?
А потом было покушение, побег из страны, стоивший мне больших денег и нервов. Но я не бросил экс-Вайсса, не смог. Мы уехали вместе. Скитались по миру, и устав прятаться, обосновались в Мюнхен под носом у ЭсЦэт. Которая к тому моменту, утратила всю власть и была «забыта» новым правительством, взявшим курс на либерализацию и демократизацию. Состав Бундестага полностью изменился, вытеснив старых оккультистов, жаждавших мирового господства.
Около года мы зализывали раны, учились жить вместе, притирались друг к другу. Едзи часто ходил в Английский парк, фотографировал, рисовал, а под вечер возвращался домой, к своим цветам. Я же слонялся по городу, флиртовал с туристками, днями напролет пропадал в кафе, небольших ресторанчиках, поедая сладкие десерты и растворяясь в не менее сладких мыслях отдыхающих, а к ночи спешил домой. Чтобы увидеть как заботливые руки Кудо ухаживают за хрупкими прекрасными растениями. Чтобы выпить крепкого кофе, который он варил, чтобы поболтать ни о чем, окунуться в неспешный поток его мыслей, лишенный приторной сладости, всегда приправленный легкой горечью утраты. Это помогало мне. Всегда.
Я постепенно привязывался к этому человеку. Начал ходить с ним в парк, фотографировал, пока Кудо рисовал. Мне нравилось выражение его лица, небольшая морщинка, проявлявшаяся на лбу в моменты сосредоточения, зеленые, словно сочная трава, глаза и неестественно светлые для азиата волосы.
Я влюблялся в него. День за днем, вечер за вечером. Прогулки в парк и совместные ужины возвращали в мою жизнь то тепло, которое я потерял когда-то давно.
Но все же дистанция, существовавшая между нами не исчезала. Чтобы я ни делал, Едзи не открывался мне. Думаю, сейчас он говорил и улыбался реже, чем когда-то Фудзимия. Из эмоционального яркого и невероятно светлого человека, он превратился с ледяную глыбу. Даже моя телепатия не могла проникнуть за серую стену отчуждения, которую он выстроил вокруг себя. За приветливой полуулыбкой всегда пряталась грусть.
Он был похож на увядающий цветок. И я решил, что позабочусь о нем.
Сегодня я решил устроить О-бон. Купив все необходимое, я поспешил домой. Кудо еще не было, поэтому, позаимствовав знание о фестивале из голов почтенной четы японских туристов, я разложил фрукты на подобие алтаря, украсил дом цветами и свечами, облачился в хлопковую юката и стал ждать возвращения Едзи. Мне хотелось отвести его к берегу Изар, чтобы спустить на воду небольшие бумажные фонарики, которые я нашел в одной китайской лавке.
Время шло, а мой сосед не возвращался. Я ждал его всю ночь, под утро, задремав на небольшом диванчике в гостиной.
Кудо не пришел. Не вернулся он и на следующий день. Я обошел все места, где блондин любил бывать, залез в мысли каждого из жителей Мюнхена, но никто не знал, где мог находиться экс-Вайсс. За неделю интенсивных поисков, я спал, в общей сложности, около десяти часов, ежедневно перенапрягал дар до жутких головных болей и носовых кровотечений. Но все было тщетно.
Я не мог смириться с тем, что меня бросили снова. Воображал себе, что Кудо попал под машину, встретился с бандитами, был ранен, даже убит, но не мог представить, что он просто ушел.
Я поливал его цветы, сам не понимая, зачем это делаю. Спустя месяц, я сдался. Да, неугомонный телепат признал тот факт, что его бросили, оставили в одиночестве, выкинули из жизни, как ненужную вещь.
Однажды, прибираясь в комнате Едзи, я нашел небольшой клочок бумаги, где на чистом немецком рукой Кудо было написано следующее:
«Шульдих! Я ухожу. Спасибо за помощь. Прости, больше я не могу жить так, как живу сейчас. Я люблю тебя, но понимаю, что мои чувства абсурдны. Спасибо за твою доброту. Больше ты меня не увидишь. Прощай. Едзи.»
- Придурок! Какой же ты придурок, Кудо! – я смеялся, сжимая в руке клочок бумаги. По щекам катились слезы, но я не замечал их. Испытывая одно и тоже, мы боялись быть непонятыми и бежали от своих чувств. А когда я, наконец, решил признаться, этот идиот просто исчез.
Но так просто от меня еще никто не уходил.
Через два дня я прибыл в Токио, который сейчас казался почти безлюдным. Во время О-бона все стремились попасть домой, в родные места, чтобы почтить память умерших родственников.
Чутье подсказывало, что Едзи рядом. Поэтому, проверив мысли работников Токийского аэропорта, я узнал, что подходящий по описаниям мужчина прибыл несколько дней назад. Таксист довез его до цветочного магазина «Конэко но суму йе» и о дальнейшей судьбе пассажира ничего не знал.
Я приехал в магазинчик к закрытию. Юная особа с очаровательной улыбкой прощалась с запоздалым клиентом, передавая ему букет белых хризантем.
- Простите, Милая леди, я ищу одного человека, - произнес я на японском, и замер, когда из подсобки вышел Кудо. Тот, прежний, в черном рабочем фартуке и солнцезащитных очках, посаженных на кончик носа. Кудо, похожий на ленивого довольного кота, грациозный и прекрасный. Я влюбился в него вновь.
- Шу-льдих? – он, не моргая, смотрел на меня.
- Кудо! – я в мгновение ока преодолел расстояние между нами и врезал блондину по лицу. Он не успел среагировать, пошатнулся и тихо всхлипнул, закрыв поврежденную скулу рукой.
- Как ты посмел, ублюдок? Как ты посмел бросить меня? Как ты посмел уйти, ничего не сказав, не предупредив? Ты, ты…Я ненавижу тебя, Кудо! Ненавижу, слышишь? - я был в ярости.
- Прости, Шульдих, - тихо произнес он, опустив глаза. Я чувствовал его боль. Мои слова ранили сильнее, чем удар.
- Черт, ты такой придурок, Едзи, - я крепко обнял его, словно боясь, что он вновь убежит, ослабь я хватку.
- Я люблю тебя, Шульдих, - прошептал он, прижимаясь ко мне, даже не пытаясь вырваться или оттолкнуть.
- Я тоже люблю тебя, дурачок, - улыбка тронула мои губы.
- Больше не уходи, хорошо? – попросил я, чувствуя, как его руки сжимают ткань моей рубашки.
- Не уйду, - тихо пообещал он, и камень упал с моей души.
Сегодня мы вместе пойдем на церемонию Того-нагаши, и будем спускать на воду зажженные фонарики, в память о всех тех, кто был нам дорог. А потом, вернемся в Мюнхен и будем жить вместе, в нашей небольшой квартирке с маленьким балкончиком и благоухающими цветами. Все будет как прежде, только из зеленых глаз исчезнет печаль, а мне не придется засыпать одному и бояться, что меня вновь оставят. Уверен, что засыпая в его объятиях и слыша биение его сердца, я наконец смогу стать счастливым.
owari