Автор: Yohji Kudo-san
Фандом: Weiss kreuz
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Ран/Кен
Жанр: Romance, General
Предупреждение: AU, OOC.
Дисклеймер: Все персонажи принадлежат Коясу.
читать дальше
После смерти отца, я стал сиротой. Служительницы приюта, в котором я рос, заметили мне всех: близких, родных, друзей.
Когда передо мной открылась перспектива попасть в мир спорта, я оставил приют и все, что было мне дорого.
Я очень любил футбол. Он давал мне ощущение свободы. Поле, зеленая трава покрытия и мяч, направляемый мной точно в ворота соперника. Я всегда хотел быть нападающим. В моей небольшой комнатке в приюте было множество газетных вырезок с Пеле, постеров с Ромарио, Зинедином Зиданом, Диего Марадонной. То немногое, что я принес с собой из дома.
Но тренер решил, что как нападающий я неперспективен и отправил меня на ворота. Я спорил, доказывал, что как голкипер принесу больше пользы команде. На тренировках я выкладывался по полной. Но надевая вратарские перчатки, я терял всякое желание бороться за победу команды, пропуская мяч за мечом. Из основного состава меня перевели на скамейку запасных, место в сборной для меня вообще было под вопросом. Тогда тренер подошел ко мне и сказал: «Неважно кто ты, главное, что ты способен что-то изменить. Не только форварды выигрывают матчи. Иногда умелой игры вратаря хватает, чтобы принести команде победу, или спасти ее от поражения. Подумай об этом, Хидака».
После этот разговора, я не пропустил ни одного мяча. И даже получил титул «лучшего вратаря J-лиги». А потом случилась та грязная история с предательством, наркотиками и полнейшим разочарованием в жизни...
Попав в Вайсс, я вновь поверил в то, что могу что-то изменить. И это придало мне сил. Я убивал без сожалений, отнимая жизни, я верил, что несу знамя справедливости.
Изо дня в день, я просыпался, шел в спортзал, потом на пробежку, весь день работал в магазине, вечером играл с детьми в футбол, а ночью уничтожал «темных тварей, неподвластных руке правосудия».
Я жил для других, не думая о себе. Пока не узнал, что в истории с наркотиками, заставившей меня отказаться от футбола, повинен мой лучший друг. Вонзая в него багнаки, я плакал. До конца не веря, что тот, кому я доверял больше всего, предаст меня из-за денег, а потом попытается устранить, словно никчемную пешку.
Тогда во мне что-то сломалось. Нет, на поверхности я оставался собой, добрым, улыбчивым Кеном, даже завел себе девушку, наивно полагая, что смогу убежать от всего и начать с ней новую жизнь в Австралии. Но в глубине моей черной души, я прекрасно понимал, что отныне я простой убийца, не достойный счастья.
Мы все были такими. Четверо парней, убивающих под белым знаменем. Число смерти и цвет траура, приправленные прекрасными ароматами цветов. Я не задумывался об этом, но иногда, после особенно кровавых миссий, цветы в моих руках, увядали, словно я забирал жизнь и у них. Нежные лепестки осыпались, словно не желая находиться в руках такого, как я.
В такие моменты, Айя, Едзи или Оми всегда приходили мне на помощь. Они заканчивали букет за меня, понимающе кивая. Думаю, что и у них были такие моменты. Но все справлялись по-разному. Айя брал катану и шел в спортзал, где в одиночестве несколько часов отрабатывал и без того идеальные ката. Едзи шел в клуб, знакомился с кем-нибудь и снимал напряжение в постели с очередной «пассией на одну ночь». А Оми, он делал что-нибудь для всех нас. Например, устраивал общий ужин, или заставлял поехать за город, чтобы развеяться. Малыш умел сплотить нас. Даже беспечный Кудо и холодный Абиссинец, менялись рядом с ним.
Наверно, если бы Оми не ушел, мы до сих пор были бы Вайсс.
Такатори Мамору не был способен удержать вместе тех, кто был предан Оми Тсукиёно. Поэтому, вскоре наши пути разошлись.
Я не хотел прощаться с Оми, потому что, в глубине души, считал его предателем. Я не мог заставить себя прийти к Едзи в больницу, чтобы рассказать ему о том ужасном прошлом, что он вычеркнул из своей памяти. Поэтому я пошел к Айе.
Мы встретились в Токийском аэропорту. Он ждал своего самолет, который задерживался из-за плохой погоды, а я молил небеса, чтобы ненастье продлилось как можно дольше.
Мы сидели в небольшом кафе, вспоминали то время, когда сражались плечом к плечу, как дрались друг с другом на крыше, под ночным небом, в нашу первую встречу. Как разнесли Конеко и доставили кучу хлопот остальным, вспоминали совместную уборку, смех, улыбки, грусть. Все то, что нас объединяло эти несколько кровавых, но счастливых лет.
Я понял, что Айя - единственный, кто может понять меня. Ни Мамору, ни Едзи, а именно Айя. Он убийца, как и я. Он принял это в себе, освободившись от давящего белого креста, что нес на персональную Голгофу, Фудзимия не отрекся от себя. И мне хотелось стать таким же. Но я был недостаточно силен для этого, мне не хватало духа признаться себе в том, что я убиваю, и мне это нравится. Не высокопарные речи, а желание руководит мной. Простое желание изменить мир к лучшему. Спасти чьего-то ребенка от участи, что была уготована мне.
Но Айя просто ушел. Я пытался остановить его, просил, умолял…
Я думал о нем. Думал о спокойном лице Айи, не выражавшем никаких эмоций, о нашем безмолвном прощании. Он не счел нужным ничего говорить, я – не смог произнести ни слова. Он исчез из страны, из Критикер, из моей жизни. Но мне очень хотелось повстречать его вновь.
Время шло. Я сполна отплатил за свои грехи, попросив Мамору отправить меня в тюрьму, где я провел полтора года, день за днем думая об Айе.
Когда я вышел на свободу, мир сильно изменился. У меня были «чистые документы», был дом и средства к существованию. Но не было цели жить.
Когда я узнал, что Абиссинец уехал в Англию, чтобы присоединиться к организации, подобной Критикер в Японии. Я, не раздумывая, поехал за ним. Но перед этим, переборов себя и решив, что попрощаюсь со всеми, я встретился с Едзи, которого теперь звали Рё Ито. Он не узнал меня, но после нашего разговора, отдал мне катану Фудзимии. Я не знал, что он сохранил «Сион», но взяв в руки зачехленный меч, понял, что это была судьба.
С помощью Мамору, мне удалось попасть в Криптонбранд, где я опять мог быть рядом с Айей.
Но той близости, того понимания, что была между нами тогда, в аэропорту, больше не было.
После сражения с нашими предшественниками, «стороной А», мы долго зализывали раны. Айя решил вернуться в Японию, он хотел взять с собой Юки, но тот решил навестить доктора Ди, и отказался от поездки в последний момент.
Так я полетел с Айей. Мы почти не разговаривали. За весьма длительный перелет, мы обмолвились лишь парой фраз.
Прилетев в Токио, Фудзимия отправился навестить могилу родителей. И я, каким-то чудом, уговорил его взять меня с собой.
Он долго стоял возле памятника с иероглифами родителей и небольшим фамильным гербом. Яркие ирисы, что он принес с собой, вносили частичку жизни с это царство смерти.
- Мама их очень любила, - тихо сказал Айя.
Я подумал, что он забыл о моем присутствии и затаил дыхание, боясь помешать ему.
- Отец говорил, что мамины глаза такие же прекрасные, как и эти цветы. Ты знаешь, что на языке цветов значит ирис, Кен? – я вздрогнул, когда он назвал мое имя.
- "Я очень дорожу твоей дружбой", - прошептал я, боясь разрушить этот хрупкий момент откровения.
- Доверие, мудрость, вера, надежда, бесстрашие, - Айя кивнул и развернулся лицом ко мне, держа в руках ярко-фиолетовый цветок.
- Я всегда дорожил твоей дружбой, Кен, как и дружбой Оми, Едзи. Я дорожил улыбкой матери и строгим одобрением отца, звонким смехом сестры… Все, чем я дорожил погибало, разрушалось у меня на глазах, рассыпалось в прах…
- Не говори так, Айя, я никогда не оставлю тебя! Никогда, ведь я живу для тебя. Ты тот, кто дал мне смысл продолжать жизнь, - я понял что говорю, но было уже поздно.
- Кен, - он подошел ко мне и улыбнулся, едва заметно, загадочно, и в тоже время так тепло и нежно.
- Я не смог тогда остаться с тобой потому, что начал привязываться к тебе, - тихо произнес Айя, глядя сне в глаза.
- Айя… - я был растерян. Кто бы мог подумать, что Фудзимия может сказать такое.
- Айя, не вспоминай о том, что было, прошлое не вернуть, но сейчас, позволь… - я робко коснулся его руки.
- Сейчас, позволь мне быть с тобой, - закончил я шепотом.
- Кен, если мы продолжим, то наша дружба тоже разрушится… - он отступил назад и бросил взгляд на могилу родителей.
- Но на ее месте появится новое чувство, - я с надежной взглянул на него.
- Это новое тоже исчезнет… - аметистовые глаза с грустью посмотрели на меня.
- Нет, я хочу это изменить! Айя, я… - вся моя стеснительность и нерешительность испарились, я шагнул к нему и… Наши губы слились в поцелуе, он напористо и страстно целовал меня, а я таял, чувствуя его вкус, отвечая с нежностью и любовью.
- Вернемся в отель? - предложил он, оторвавшись от моих губ.
- Да, Айя… - прошептал я, заворожено глядя на моего Ангела смерти…
Когда передо мной открылась перспектива попасть в мир спорта, я оставил приют и все, что было мне дорого.
Я очень любил футбол. Он давал мне ощущение свободы. Поле, зеленая трава покрытия и мяч, направляемый мной точно в ворота соперника. Я всегда хотел быть нападающим. В моей небольшой комнатке в приюте было множество газетных вырезок с Пеле, постеров с Ромарио, Зинедином Зиданом, Диего Марадонной. То немногое, что я принес с собой из дома.
Но тренер решил, что как нападающий я неперспективен и отправил меня на ворота. Я спорил, доказывал, что как голкипер принесу больше пользы команде. На тренировках я выкладывался по полной. Но надевая вратарские перчатки, я терял всякое желание бороться за победу команды, пропуская мяч за мечом. Из основного состава меня перевели на скамейку запасных, место в сборной для меня вообще было под вопросом. Тогда тренер подошел ко мне и сказал: «Неважно кто ты, главное, что ты способен что-то изменить. Не только форварды выигрывают матчи. Иногда умелой игры вратаря хватает, чтобы принести команде победу, или спасти ее от поражения. Подумай об этом, Хидака».
После этот разговора, я не пропустил ни одного мяча. И даже получил титул «лучшего вратаря J-лиги». А потом случилась та грязная история с предательством, наркотиками и полнейшим разочарованием в жизни...
Попав в Вайсс, я вновь поверил в то, что могу что-то изменить. И это придало мне сил. Я убивал без сожалений, отнимая жизни, я верил, что несу знамя справедливости.
Изо дня в день, я просыпался, шел в спортзал, потом на пробежку, весь день работал в магазине, вечером играл с детьми в футбол, а ночью уничтожал «темных тварей, неподвластных руке правосудия».
Я жил для других, не думая о себе. Пока не узнал, что в истории с наркотиками, заставившей меня отказаться от футбола, повинен мой лучший друг. Вонзая в него багнаки, я плакал. До конца не веря, что тот, кому я доверял больше всего, предаст меня из-за денег, а потом попытается устранить, словно никчемную пешку.
Тогда во мне что-то сломалось. Нет, на поверхности я оставался собой, добрым, улыбчивым Кеном, даже завел себе девушку, наивно полагая, что смогу убежать от всего и начать с ней новую жизнь в Австралии. Но в глубине моей черной души, я прекрасно понимал, что отныне я простой убийца, не достойный счастья.
Мы все были такими. Четверо парней, убивающих под белым знаменем. Число смерти и цвет траура, приправленные прекрасными ароматами цветов. Я не задумывался об этом, но иногда, после особенно кровавых миссий, цветы в моих руках, увядали, словно я забирал жизнь и у них. Нежные лепестки осыпались, словно не желая находиться в руках такого, как я.
В такие моменты, Айя, Едзи или Оми всегда приходили мне на помощь. Они заканчивали букет за меня, понимающе кивая. Думаю, что и у них были такие моменты. Но все справлялись по-разному. Айя брал катану и шел в спортзал, где в одиночестве несколько часов отрабатывал и без того идеальные ката. Едзи шел в клуб, знакомился с кем-нибудь и снимал напряжение в постели с очередной «пассией на одну ночь». А Оми, он делал что-нибудь для всех нас. Например, устраивал общий ужин, или заставлял поехать за город, чтобы развеяться. Малыш умел сплотить нас. Даже беспечный Кудо и холодный Абиссинец, менялись рядом с ним.
Наверно, если бы Оми не ушел, мы до сих пор были бы Вайсс.
Такатори Мамору не был способен удержать вместе тех, кто был предан Оми Тсукиёно. Поэтому, вскоре наши пути разошлись.
Я не хотел прощаться с Оми, потому что, в глубине души, считал его предателем. Я не мог заставить себя прийти к Едзи в больницу, чтобы рассказать ему о том ужасном прошлом, что он вычеркнул из своей памяти. Поэтому я пошел к Айе.
Мы встретились в Токийском аэропорту. Он ждал своего самолет, который задерживался из-за плохой погоды, а я молил небеса, чтобы ненастье продлилось как можно дольше.
Мы сидели в небольшом кафе, вспоминали то время, когда сражались плечом к плечу, как дрались друг с другом на крыше, под ночным небом, в нашу первую встречу. Как разнесли Конеко и доставили кучу хлопот остальным, вспоминали совместную уборку, смех, улыбки, грусть. Все то, что нас объединяло эти несколько кровавых, но счастливых лет.
Я понял, что Айя - единственный, кто может понять меня. Ни Мамору, ни Едзи, а именно Айя. Он убийца, как и я. Он принял это в себе, освободившись от давящего белого креста, что нес на персональную Голгофу, Фудзимия не отрекся от себя. И мне хотелось стать таким же. Но я был недостаточно силен для этого, мне не хватало духа признаться себе в том, что я убиваю, и мне это нравится. Не высокопарные речи, а желание руководит мной. Простое желание изменить мир к лучшему. Спасти чьего-то ребенка от участи, что была уготована мне.
Но Айя просто ушел. Я пытался остановить его, просил, умолял…
Я думал о нем. Думал о спокойном лице Айи, не выражавшем никаких эмоций, о нашем безмолвном прощании. Он не счел нужным ничего говорить, я – не смог произнести ни слова. Он исчез из страны, из Критикер, из моей жизни. Но мне очень хотелось повстречать его вновь.
Время шло. Я сполна отплатил за свои грехи, попросив Мамору отправить меня в тюрьму, где я провел полтора года, день за днем думая об Айе.
Когда я вышел на свободу, мир сильно изменился. У меня были «чистые документы», был дом и средства к существованию. Но не было цели жить.
Когда я узнал, что Абиссинец уехал в Англию, чтобы присоединиться к организации, подобной Критикер в Японии. Я, не раздумывая, поехал за ним. Но перед этим, переборов себя и решив, что попрощаюсь со всеми, я встретился с Едзи, которого теперь звали Рё Ито. Он не узнал меня, но после нашего разговора, отдал мне катану Фудзимии. Я не знал, что он сохранил «Сион», но взяв в руки зачехленный меч, понял, что это была судьба.
С помощью Мамору, мне удалось попасть в Криптонбранд, где я опять мог быть рядом с Айей.
Но той близости, того понимания, что была между нами тогда, в аэропорту, больше не было.
После сражения с нашими предшественниками, «стороной А», мы долго зализывали раны. Айя решил вернуться в Японию, он хотел взять с собой Юки, но тот решил навестить доктора Ди, и отказался от поездки в последний момент.
Так я полетел с Айей. Мы почти не разговаривали. За весьма длительный перелет, мы обмолвились лишь парой фраз.
Прилетев в Токио, Фудзимия отправился навестить могилу родителей. И я, каким-то чудом, уговорил его взять меня с собой.
Он долго стоял возле памятника с иероглифами родителей и небольшим фамильным гербом. Яркие ирисы, что он принес с собой, вносили частичку жизни с это царство смерти.
- Мама их очень любила, - тихо сказал Айя.
Я подумал, что он забыл о моем присутствии и затаил дыхание, боясь помешать ему.
- Отец говорил, что мамины глаза такие же прекрасные, как и эти цветы. Ты знаешь, что на языке цветов значит ирис, Кен? – я вздрогнул, когда он назвал мое имя.
- "Я очень дорожу твоей дружбой", - прошептал я, боясь разрушить этот хрупкий момент откровения.
- Доверие, мудрость, вера, надежда, бесстрашие, - Айя кивнул и развернулся лицом ко мне, держа в руках ярко-фиолетовый цветок.
- Я всегда дорожил твоей дружбой, Кен, как и дружбой Оми, Едзи. Я дорожил улыбкой матери и строгим одобрением отца, звонким смехом сестры… Все, чем я дорожил погибало, разрушалось у меня на глазах, рассыпалось в прах…
- Не говори так, Айя, я никогда не оставлю тебя! Никогда, ведь я живу для тебя. Ты тот, кто дал мне смысл продолжать жизнь, - я понял что говорю, но было уже поздно.
- Кен, - он подошел ко мне и улыбнулся, едва заметно, загадочно, и в тоже время так тепло и нежно.
- Я не смог тогда остаться с тобой потому, что начал привязываться к тебе, - тихо произнес Айя, глядя сне в глаза.
- Айя… - я был растерян. Кто бы мог подумать, что Фудзимия может сказать такое.
- Айя, не вспоминай о том, что было, прошлое не вернуть, но сейчас, позволь… - я робко коснулся его руки.
- Сейчас, позволь мне быть с тобой, - закончил я шепотом.
- Кен, если мы продолжим, то наша дружба тоже разрушится… - он отступил назад и бросил взгляд на могилу родителей.
- Но на ее месте появится новое чувство, - я с надежной взглянул на него.
- Это новое тоже исчезнет… - аметистовые глаза с грустью посмотрели на меня.
- Нет, я хочу это изменить! Айя, я… - вся моя стеснительность и нерешительность испарились, я шагнул к нему и… Наши губы слились в поцелуе, он напористо и страстно целовал меня, а я таял, чувствуя его вкус, отвечая с нежностью и любовью.
- Вернемся в отель? - предложил он, оторвавшись от моих губ.
- Да, Айя… - прошептал я, заворожено глядя на моего Ангела смерти…