***
Огни Токио затмевают звезды. Небо кажется совсем темным, словно океанская бездна. Глядя на него, я думаю о моем Ангеле.
– Вы с ним похожи, мой мальчик, – голос Азраила заставляет меня вздрогнуть.
– Да, наверно, – я пожимаю плечами.
– Хочешь, я скажу тебе, когда он умрет? – на губах Ангела все та же легкая улыбка.
– Нет, – без колебаний отвечаю я. Не знаю почему, но мне совершенно не хочется знать дату смерти Вайсса.
– Через несколько месяцев, – тихо продолжает небесный посланник, игнорируя мой протест.
– Через несколько месяцев? – переспрашиваю я, не понимая, отчего так сжалось сердце.
– Да, хотя это будет вторая попытка свести счеты с жизнью, первую успешно пресекут, – Азраил внимательно смотрит на меня. – Ты ведь хочешь спасти этого человека, правда, мой мальчик? – спрашивает он, уже зная ответ. Поэтому я лишь киваю.
Когда-то, еще в «школе» во мне пытались искоренить все человеческое, поэтому я научился притворяться. Ехидство и насмешливость, пренебрежение правилами в угоду развлечениям – все это было лишь маской, за долгие годы почти сросшейся со мной.
– Ты возмужал, мой мальчик. Расцвел, подобно прекрасному цветку. Скоро твоя давняя мечта исполнится, а пока – живи так, как считаешь нужным, – холодная рука коснулась моей щеки. Я прикрыл глаза, запоминая ощущение, возникающие от этой невесомой ласки.
– Я вернусь за тобой, обещаю, – он исчез, оставляя меня одного среди опадающей листвы кленов.
– Я буду ждать тебя, Азраил, буду ждать, – шептал я, глядя в небо. Ветер уносил мои слова, растворяя в тишине парковых аллей…
Через несколько дней мне пришлось столкнуться с Вайсс. План Кроуфорда по похищению сестры Абиссинца оказался удачным. Главной угрозой был Фудзимия, а раскидать остальных «Белых охотников» и одному Фарфарелло было бы под силу, но я тоже решил пойти.
Драться с Сибиряком было забавно. Когти багнака делали Хидаку похожим на разъяренного котенка. Я улыбнулся, отправляя его в нокаут.
– Ты не сопротивляешься? Хочешь умереть? Я же говорил, что не работаю бесплатно, – прошептал я, прижимая Балинеза лицом к полу. На него было больно смотреть. Судя по всему, последнее время он питался лишь никотиновыми смолами и алкоголем. Удивительно, как он вообще мог стоять на ногах. Я легко надавил на сонную артерию Кудо, погружая его в сон.
Я знал, что Фарфарелло уже забрал сестру Абиссинца. Так что, взвалив на плечо костлявое тело блондина, я покинул комнату, оставив бессознательного Сибиряка отдуваться перед Абиссинцем.
***
– Очнулся? – я строго посмотрел на Вайсса.
– Шульдих? Что ты делаешь? – зеленые глаза Балинеза, не отрываясь, смотрели на меня.
– Да, Шульдих. Нет, это ты мне ответь, что делаешь ты? – я ткнул его пальцем в грудь.
– Что? – в голове Кудо все перемешалось. Он не понимал, зачем я притащил его к себе, хотя он не знал, где находится. Я и сам не отдавал себе отчета в том, что делаю. Зачем беспокоюсь за него. Неужели лишь потому, что не хочу видеть его таким? Потому, что не хочу никому другому такой жизни, на которую обрек сам себя?
– Ешь! – я сунул ему под нос ложку с горячим куриным бульоном. – Не отравлено! Ешь, кому говорят! – рявкнул я, испугавшись своего голоса.
Балинез еще несколько секунд посверлил меня взглядом, но бульон, все же, выпил.
– Что ты сделаешь со мной, Шварц? – в голосе ни капли страха.
– Ничего, – я расстегиваю наручники, которыми сковывал его руки. Я знаю, он не нападет на меня. Вот то, чем мы отличаемся. Когда мне было плохо, Азраил приходил и утешал меня. Это странно, но Смерть дарила мне надежду. У Кудо же нет ничего. Я знаю. Я уже давно прочитал все его воспоминания. Он думает об Аске не потому, что любил, нет. Она просто была тем человеком, перед которым не надо было притворяться, другом, который мог выслушать и понять. Вот почему он так привязан к ней даже после ее гибели.
– Ты жалок, Вайсс, – говорю я, покидая комнату. Я не закрываю дверь. Зачем? Сейчас он беспомощнее ребенка. Его "эго" полностью раздавлено, а гордость сильно уязвлена…
Я возвращаюсь через несколько минут со стопкой чистой одежды и аптечкой. На скуле Балинеза после тесного контакта с моим кулаком и полом Конеко осталась приличная ссадина. Он смотрит на меня с недоверием, в зеленых глазах читается растерянность. Он вздрагивает, когда мои пальцы касаются его скулы, пытаясь оценить степень повреждения.
– Сейчас будет немного щипать, – предупредил я, прикладывая смоченный в антисептике бинт к ране . Он тихо шипит, как настоящий котенок. Это заставляет меня улыбнуться. Закончив обрабатывать ссадину, я вновь покидаю комнату. Тихое «спасибо» настигает меня уже на пороге.
– Живи, пока у тебя есть такая возможность, Едзи, – говорю я, выходя за дверь.
Мне не надо быть рядом, чтобы знать, что он делает, о чем думает. Я прекрасно понимаю, что он уйдет. Он уже переоделся, волосы собраны в хвост, пластырь скрывает ссадину на скуле, на лице привычная беззаботная улыбка. Второй этаж ему не помеха. Кудо грациозно, совсем по-кошачьи спускается вниз, бегом преодолевает небольшое расстояние до забора, и вот он уже на свободе. Запястья еще немного красные от браслетов наручников, он трет их, разгоняя кровь.
Я сижу в пустой комнате, в которой еще остался легкий запах одеколона Едзи. Простыня еще хранит тепло его тела. Я провожу по ней рукой, ощущая приятное тепло человеческого тела. То, чего мне никогда не сможет дать Азраил.
Я падаю на кровать, зарываюсь носом в подушку. Тепло. Как же приятно иногда чувствовать чье-то тепло. Живое. Настоящее.
– Понимаешь, о чем я говорил, мой мальчик, – рука Азраила касается моих волос. Мой Ангел гладит меня по голове, утешает. Как прежде, но что-то не так. Что-то изменилось во мне.
- Знаешь, твоя мать, Хелена, - Азраил тихо вздыхает. – У нее была прекрасная открытая улыбка. Я встретился с ней зимой. Она спешила куда-то, ее рыжие пряди трепал ветер, я наблюдал за ней, уже зная, что скоро заберу ее жизнь. Таков удел Ангела Смерти. Мы должны встретиться с теми, кого убиваем, - я чувствую, как холодные пальцы зарываются в мои волосы.
- Она должна была умереть в начале лета. Но я не знал, что у нее под сердцем уже жил ты, ее ребенок. Долгожданный малыш, - голос Азраила дрожит. Я понимаю, как тяжело ему вспоминать об этом.
- Мы сидели в тихом кафе. Она смеялась, рассказывая мне, своему новому знакомому, о том, как уже несколько дней не разговаривает с мужем из-за споров в выборе имени для тебя. Она хотела назвать тебя Рудольфом. По ее словам, обладатели этого имени чрезвычайно талантливы, трудолюбивы, упрямы. А твой отец настаивал на имени Карл – «смелый». Потом, она замолчала и внимательно посмотрела на меня, словно понимая, кто я. Хелена была медиумом и могла чувствовать то, чего не ощущают другие люди.
- Когда я умру? – тихо спросила она.
- В начале лета, - честно ответил я, видя, как ее небесно-голубые глаза наполняются слезами.
- Прошу Вас,... мой малыш, мой Рудольф,... он должен жить. Он же невинное дитя, - ее тонкие пальцы крепко сжали мою холодную руку.
-Тогда я впервые ощутил человеческое тепло. Ангел Смерти должен быть бесстрастен, но Хелена смогла дотронуться до моего сердца. Вы – люди - называете это чувство любовью. Я полюбил ту, что подарила мне тепло своей души. Я поклялся, что не заберу ее раньше, чем ты родишься, Шульдих, - рука Азраила замирает.
Я поворачиваю голову и смотрю на него. На щеке Ангела Смерти блестит одинокая слеза, а бездонные темные глаза смотрят куда-то в пустоту.
- Азраил, я понимаю, что ты испытывал к Хелене, к матери, - я прижимаю его руку к своей щеке, мои пальцы пытаются согреть его ледяную кожу. - Я для тебя лишь ее замена, да? Пусть так, мне не важно!
- Шульдих, - голос Ангела звучит очень тихо. - Мой мальчик, я с тобой не только из-за просьбы Хелены, все эти годы я был рядом потому, что… - мой палец касается его губ, не давая произнести ни слова.
- Прошу, позволь мне… - я убираю палец и тянусь губами к его губам, мне не нужны слова, мне не нужно читать его мысли. Я просто хочу быть с ним.
- Нет, глупый мальчишка, - мой Ангел отталкивает меня. Я чувствую гнев, что мгновенно закипает в нем.
- Почему? Почему ты не забираешь меня, Азраил? – закричал я, понимая, что он уже растворился в темноте комнаты…
***
Спасибо, что читаете!
знакомое ощущение... порой возникают моменты, когда отчаянно хочется почувствовать это самое живое тепло...
Вы – люди - называете это чувство любовью. Я полюбил ту, что подарила мне тепло своей души.
трогательно... очень. чем дальше, тем интересней. и тем больше проникаешься симпатией к Ангелу. почему-то от Смерти веет спокойствием и уютом. от Ангела в смысле.
а еще... заботливый Шульдих... у него доброе сердце. он молодец.
и автор молодец
*ползет дальше в поисках продолжения*